В гостях у Михаила Михайловича Пришвина

Никогда не знаешь заранее, какой сюрприз может преподнести тебе замечательный летний день, кроме прекрасной погоды, ароматов цветов, пения птиц и просто хорошего настроения!

_{Иллюстрации Владислава Ярцева}

— Катя! Митя! Поехали купаться и загорать! — предложили ребятам родители.

— Отлично! Поехали! А куда?

— Пусть это будет сюрпризом! Одно скажу: это совсем недалеко и очень красиво! – папа таинственно улыбался, — cобирайтесь скорее…

Много времени никому не понадобилось, и уже через несколько минут все были готовы к путешествию.

А ещё через час путешественники оказались совсем рядом с подмосковным старинным городком Звенигородом, на Москве-реке, рядом с деревней Дунино. — Какая тут красота! — Катя огляделась вокруг и сразу взялась за свой смартфон, чтобы сфотографировать открывшийся ей ландшафт.

_{Фото Владимира Разумова}

— Да, красота! – подтвердила мама. – Не просто так эти места уже пару столетий называют «Подмосковной Швейцарией»!

— «Подмосковной Швейцарией»? – задумался Митя. – Где я это уже слышал?..

— Смотрите! Смотрите, какие красивые цветы! Как их много! А какой мягкий мох! — Катя с восторгом городского жителя фотографировала всё вокруг!

— Пошли туда, на берег! – с нетерпением крикнул ей Митя. — Или ты собираешься фотографировать каждую травинку?

— Это ты иди скорее сюда! – позвала брата Катя. – Смотри! Муравейник…

— Ребята! – послышался с берега голос мамы, — где вы? Идите скорее сюда! Мы с папой поплыли наперегонки на другой берег! За кого будете болеть?..

Митя уже готов был присоединиться к родителям, как вдруг он замер на месте, а потом хлопнул себя ладонью по лбу:

— Вспомнил! – крикнул Митя. — Вспомнил!

— Что??? — удивилась Катя.

— «Подмосковная Швейцария» — так называли место, где жил Михаил Пришвин!

_{Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954)}

— Точно! Я тоже читала! Значит мы рядом с его домом!

— И значит… — Митя вопросительно взглянул на сестру.

— Мы можем прямо сейчас отправиться к нему в гости! — подхватила Катя его мысль.

— Давай?

— Давай!

— Литература — это чудо! Скорей умчи ты нас отсюда! — и ребята зажмурились в ожидании чудесного перемещения во времени.

ПРИШВИН ФОТОГРАФ

— Что-нибудь произошло? — спросила Катя, оглядевшись.

— Не знаю, вроде всё так же, как и было, — неуверенно ответил Митя. — Пойдем к дому, видишь его?

Ребята взялись за руки и направились вверх по холму к симпатичному дачному домику, который возвышался над поляной и цветником. Оригинальная гранёная веранда, опиралась на столбы-опоры и словно парила над садом и над кронами деревьев.

_{Дом—музей М.М. Пришвина, д. Дунино, Московская область}

Ребята подошли к калитке, которая оказалась открытой, прошли по дорожке к дому, обошли его со всех сторон, никого не встретили и нерешительно постучали в дверь.

Дверь открылась, и на пороге появилась хозяйка дома.

— Здравствуйте, ребята! Вы кого-нибудь ищете? — спросила женщина.

— Да… — робко ответил Митя. — Михаила Михайловича Пришвина. Он ведь тут живёт, правда? И он дома? А вы его жена?

— Ну… забросали вопросами! —засмеялась хозяйка. – Проходите! Да, Михаил Михайлович живет здесь. И он дома. А я его жена, меня зовут Валерия Дмитриевна. А муж сейчас работает в своей мастерской, как что вам придется его немного подождать. Проходите в гостиную! А я вам сейчас чайку приготовлю. Не скучайте, я быстро…

Валерия Дмитриевна провела ребят в гостиную, предложила присесть в кресло у окна или на кушетку и, извинившись, ушла готовить чай. Ребята огляделись вокруг и принялись рассматривать многочисленные картины и фотографии, которые висели по стенам гостиной. Небольшая светлая гостиная показалась им очень уютной. В центре комнаты, вокруг стола, накрытого белоснежной льняной скатертью, стояли плетёные стулья. Мите очень понравился стоявший у стены расписной старинный буфет, а Кате – пианино, на котором ей ужасно захотелось поиграть.

— Слышал? Работает в своей мастерской! Пишет, наверное, — размышляла Катя.

— Смотри! Отрывной календарь! Сегодня 22 июня 1950 года. Всего пять лет, как закончилась война!

И тут в столовую вошел Михаил Михайлович Пришвин. Он совсем не удивился, увидев ребят. Только почему-то немного щурился, словно от яркого света.

— Да… Уже пять лет, как война закончилась! Здравствуйте, молодые люди… Вы…?

— Катя…

— Митя… Мы — корреспонденты детского издания «Классный журнал».

— Ну а я – Михаил Михайлович. С моей супругой Валерией Дмитриевной вы уже познакомились. А вы, молодежь, откуда сами и куда путь держите?

— Мы из 2024 года…

— Вот как! Невероятно! Как же это возможно? – и, не дожидаясь ответа, хозяин дома, возбужденно продолжал, — вот вы какие! Значит, в 2024 году мои произведения знают и читают?

— И любят, Михаил Михайлович! А вы сейчас что-то писали? – поинтересовалась Катя.

— Колдовал над фотопленками! – засмеялся писатель. – Давайте я вам всё покажу и расскажу. – Идите сюда! Смотрите: здесь у меня моя домашняя фотолаборатория.

— Значит, вы тоже любите фотографировать? – удивился Митя, когда ребята вошли в малюсенькую комнатку-закуток, где на столе стоял фотоувеличитель, разные ванночки и специальные приспособления для фотопечати.

— У меня к фотографиям особое отношение. Я понял, что фотографии могут дополнять авторский текст авторскими же зрительными образами! И тогда я стал изучать технику фотографирования. Сейчас мне 77 лет, и я по-прежнему открываю для себя секреты фотоискусства. Должен вам сказать, — с лукавой улыбкой продолжил Михаил Михайлович, — что за последние лет пятьдесят всё очень усложнилось!..

— Михаил Михайлович, а какой у вас был фотоаппарат?

— Да поначалу никакой. Я часто пользовался фотоаппаратами своих друзей, с которыми мы вместе путешествовали. И вот, что интересно: с тех пор, как я стал заниматься фотографированием, я стал думать «фотографически»!

ИИ 8замена

— Как это? – удивились ребята.

— Вы не поверите, я забросил всё и каждый день ждал, когда наступит «светозарное утро». Я мчался в лес и фотографировал всё подряд, искал лучший ракурс, свет… У меня появилось множество таких «фотосерий». Например «Паутинки», «Капли», «Почки» … А в 1930 году издательство «Молодая гвардия» заключило со мной договор на книгу «Охота с камерой». В моём личном архиве почти две тысячи снимков!

— Это получается, что у вас был фотодневник, да?

— Именно. Я старался снимать всё, что происходило тогда, словно писал фотокнигу. Знаете, у меня есть снимки, которые, наверное, никогда не будут опубликованы. Например, в январе 1930 года я подробно фотографировал, как уничтожали колокола Троице-Сергиевой лавры. У каждого колокола в России было имя. Так вот сначала сбросили самый большой — «Царя», который весил 4000 пудов, он покатился по рельсам и неразбитый лежал на земле. «Карноухий», такой же по размерам, но более тонкий, массой в 1200 пудов, разбился вдребезги. Третьим сбросили Годунова. Эхх… Уничтожили лавру…

— Значит, писать книги можно и с помощью фотоаппарата?

— Можно, конечно. Образно говоря, можно написать летопись родного края. Знаете, я во время Великой Отечественной войны ходил по окрестным деревням, фотографировал женщин и детей, чтобы они могли свои снимки отправлять на фронт мужьям. Слушал их истории, писал очерки для журналов и фронтовых газет. Именно тогда, в годы войны я понял, какой у меня творческий принцип: пишу – следовательно, я люблю; а люблю, значит я существую.

— А вы тогда здесь жили?

— Нет, ребята. В этом доме был военный госпиталь. А я тут поселился уже после Победы. В 1946 году отдыхал в санатории недалеко отсюда. Мне тогда так приглянулись эти места и этот дом, что я его купил. Совсем близко отсюда проходила линия фронта, и от немецких обстрелов дом сильно пострадал. Он был практически разрушен. Нам с Валерией Дмитриевной пришлось тут всё приводить в порядок. Теперь мы живём здесь с апреля и до самой поздней осени. А на зиму уезжаем в Москву.

— У вас очень уютно и красиво! – Катя сразу оценила очарование этого старого дома.

— И соловьи поют, и лягушки концерты по вечерам устраивают! А еще, бывает, ёжики по дорожкам топают… Я очень люблю этот дом! Я здесь мысленно переношусь в детство, в село Хрущево Елецкого уезда, Орловской губернии, где я родился в 1873 году и вырос. Слышал, что от нашего старого дома никаких следов не осталось, и от великолепного парка и сада, и что даже пруд, в котором я ловил в детстве пескарей и карасей, золотых и серебряных, теперь спущен, и на его илистом дне колхозники выращивают капусту. Знаете, я в детстве сам обустроил сад возле нашего имения. А теперь душой я отдыхаю здесь и подолгу гуляю в любое время года, в любую погоду… В рассказе «Москва-река» я написал: «Много, много я на свете видел разных земель, и своих, и чужих, но краше местности нашего Дунина я нигде не видел»!

ПРИШВИН—ПУТЕШЕСТВЕННИК

— А вы много путешествовали? – поинтересовалась Катя.

— Много, Катюша. Правда, история моих путешествий начинается с конфликта… С побега…

— Вы от кого-то сбежали? Расскажите! – дружно попросили ребята.

— Ну, садитесь на диван и слушайте… Я сбежал из гимназии. Увы, я очень посредственно учился. Меня дважды оставляли на второй год. А в четвертом классе я так надерзил учителю географии, что меня из гимназии выгнали с «волчьим билетом». Знаете, что это такое?

— Нееет… А что это?

— «Волчий билет» или «волчий аттестат» — это своего рода паспорт с отметками и характеристикой, свидетельствующий о неблагонадежности человека. Это и запрет на дальнейшую учебу, и на получение какой-либо хорошей работы…

— Вот это да! Как сурово! – удивились ребята. – А куда вы сбежали?

— Я и трое моих друзей решили бежать в Азию! Началось все с драки, я подрался со своим товарищем прямо перед уроком, на утренней молитве. Нас отправили в карцер, где было намного интереснее, чем в классе: с собой у меня была только что переведенная на русский язык книга Майн Рида «Всадник без головы». Скучно в карцере сидеть просто так, и мы стали читать вслух. Чтение было настолько захватывающим, что, когда нас выпустили на свободу, мы договорились подраться еще раз, чтобы снова попасть в карцер и дочитать книгу. «Всадник» настолько впечатлил, что мы решили немедленно бежать в Америку. Но потом поняли, что до Америки нам не добраться, а вот до Азии можно: по реке Сосне, через Дон и Азовское море. Мы долго собирали продукты, на накопленные деньги купили лодку, у родителей украли ружьё, порох…

— И добрались до Азии??? – Кате очень хотелось услышать, что путешествие состоялось…

— Нет! – засмеялся писатель. – Целый день мы плыли по реке, ловили рыбу, готовили на костре, рисовали карту и составляли дальнейший маршрут. Но далеко уйти нам не удалось — только устроились на вторую ночевку, как нас догнал пристав. Он нас не ругал! Разложил перед нами еду и стал уговаривать вернуться. А я стоял за деревом с ружьем и не соглашался!..

— И чем закончился этот побег? Счастливым возвращением домой?

— Да, уж… счастливым!.. Пристав вернул нас родителям, а те всыпали нам по первое число. Но вы знаете, это несостоявшееся путешествие в Азию я считаю началом своей биографии. Эти события пробудили во мне неутолимую тягу к странствиям, постижению неведомого. Я понял, что хочу быть не таким, как все. Почитайте мой автобиографический роман «Кащеева цепь», там я описал все эти события.

— А про того самого учителя географии тоже там пишете? – сурово спросил Митя.

— Жизнь удивительная штука! Через много-много лет мы ведь с ним встретились! Я тогда уже был известным писателем, а он ещё более известным публицистом и философом. Его звали Василий Васильевич Розанов. Он мне подарил свою книгу и даже извинился на прошлое. Эту встречу и нашу с ним беседу я упомянул в своем дневнике. Может быть, когда-нибудь мои дневники издадут, там есть описание огромного количества исторических событий, ведь я веду дневники уже почти 55 лет! Это главный труд всей моей жизни, но думаю, что их никогда не опубликуют. — грустно произнес Пришвин.

— Михаил Михайлович, Вы, наверное, мне не поверите, но…

— И кстати, ребята, — перебил Катю писатель, — я ведь в 1919- 1920 годах работал в этой школе шкрабом.

— Кем-кем, шкрабом? В той школе, откуда вас выгнали? – ребята были поражены такими поворотами судьбы.

— Понятно… Не знаете, кто такой «шкраб»? Это значит школьный работник. Сокращенно – шкраб. Да, просто я был учителем. Преподавал географию. Рассказывал ребятам о путешествиях, читал свои книги. «В краю непуганых птиц» они слушали, затаив дыхание…

— Мы тоже читали ваши рассказы!

— Какие, позвольте узнать?

— Ну, например, «Берестяную трубочку», «Золотой луг», «Лисичкин хлеб» …

— Ясно, ясно… Вы читали мой сборник «Календарь природы». Похвально!

— А как же вы всё-таки продолжили обучение и стали писателем? «Волчий билет» — это не шутка, — поинтересовалась Катя.

— А я, Катюша, по профессии, которую приобрел в юности, вовсе не писатель, – хитро прищурился Михаил Михайлович. – Я инженер-землеустроитель! Да-да! Я очень неплохой агроном. Мои статьи печатались в журнале «Опытная агрономия». Знаете, о чем я писал? Вот, например, «Как удобрять поля и леса» или «Как разводить раков». Но особенно я горжусь монографией «Картофель в огородной и полевой культуре», вышедшей в Санкт-Петербурге в 1908 году.

— Значит, при желании можно преодолеть даже такие препятствия, как этот самый «волчий билет»?

— Конечно! Трудности закаляют характер и волю. А когда в душе живет радость, то преодоление любых трудностей становится проще. Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что после моего исключения из гимназии много всего было в моей жизни! И учеба в Сибири, и экзамены за полный курс классической гимназии в Елабуге, и химико-агрономический факультет рижского политехникума, и даже тюрьма за участие в марксистском кружке.

— Ого! Вот это биография! А потом? – удивились ребята.

— После освобождения из тюрьмы я написал прошение о зачислении меня в рижский университет, но получил категорический отказ! И тогда я уехал учиться в Германию. Сначала учился в торговой школе, а потом поступил в Лейпцигский университет. Вот там я и получил свою профессию…

ПРИШВИН-ПИСАТЕЛЬ

— И всё-таки, как и когда вы поняли, что вы не агроном, а писатель? – настаивал Митя.

— Был у меня такой момент в жизни! А всё моя тяга к путешествиям! Я серьёзно увлекся этнографией и фольклором, оставил профессию агронома и решил попутешествовать по Северу. Несколько месяцев провел в Олонецкой губернии, записывал сказки, былины, песни… Между прочим, потом описал это в книге «В краю непуганых птиц: очерки Выговского края».

Я за нее был даже награждён серебряной медалью Русского географического общества!

Потом поехал в Архангельск, потом путешествовал по берегам Белого моря, пересёк Кольский полуостров, побывал на Соловецких островах, на рыбацкой лодке плавал по Северному ледовитому океану.

— Ой, мы даже представить себе это не можем! Столько путешествий? – перебила рассказ удивленная Катя.

— Так вот однажды, — продолжал писатель, — я ожидал поезд на каком-то полустанке. Уж и не помню названия того места. Поезда долго не было, и чтобы скоротать время я надумал написать о том, какая прекрасная и несчастливая любовь настигла меня в Париже, когда я возвращался из Германии в Россию. Я впервые писал так, словно дарил миру частицу себя! Словно и моя душа очищалась и взлетала над миром! Хотите верьте, хотите нет, но именно тот полустанок я считаю своей писательской колыбелью. Я вдруг понял, какая сила сокрыта в литературе!

— А путешествие в Азию вы всё-таки совершили? Исполнили детскую мечту? – Митя почему-то был уверен, что такое путешествие состоялось.

— И опять ты прав, Митя! И лучшее тому подтверждение – моя маленькая поэма в два печатных листа «Черный араб». Она – о Киргизии, о настоящей Азии, где «в пустыне под низкими звёздами только дикие кони перебегают от оазиса к оазису».

— Здорово! Красиво!

— Спасибо, ребята, мне приятна ваша похвала.

— А как вы относитесь к критике? – со знанием дела спросил Митя.

— И к хвалебным отзывам? – присоединилась к вопросу Катя.

— Мне важно, чтобы мои произведения нравились читателям. Я всех читателей называю своими друзьями, разговариваю с ними по-дружески и жду от них объективной оценки. Расскажу вам одну историю… Та самая поэма «Черный араб» была опубликована в ноябрьском номере журнала «Русская мысль» за 1910 год. Но в ноябре того года Россию потрясло страшное известие: умер всемирно известный писатель Лев Николаевич Толстой. Россия погрузилась в траур. Ну разве мог я в эти дни ожидать, что мою маленькую поэму хоть кто-нибудь заметит и прочтёт?! И только через пару лет я узнал, что Максим Горький, живший тогда на острове Капри, написал в письме к одному из своих друзей: «Вчера ночью взял книжку («Русскую мысль») и на полчаса забылся в глубоком восхищении! То же, думаю, будет и с вами, когда вы почтёте превосходную вещь Пришвина «Черный араб». Вот как надо писать! Этот Пришвин вообще талант!»

— Михаил Михайлович, а для кого сложнее писать: для детей или для взрослых? — Митя был уверен, что этот вопрос заставит писателя задуматься.

— Никогда об этом серьёзно не думал! – Михаил Михайлович даже как будто удивился этому вопросу. — И никогда не делил свои произведения на детские и взрослые. Расскажу смешную историю. Однажды я принес своему издателю Девриену рукопись книги «В краю непуганых птиц» и стал ее читать. Девриен выслушал первую главу и побежал звать своих детей, чтобы дальше слушать вместе. Вот и пойми, для детей написал или для взрослых… А через некоторое время другие издатели и литераторы обратились к Корнею Ивановичу Чуковскому, чтобы он привлек меня к работе над детскими произведениями… Давно это было… в 1905 году…

— Знаете, как назывался мой первый сборник рассказов для детей? «Матрёшка в картошке», рассказы из него впервые опубликовали в детском журнале «Мурзилка» в 1926 году.

 

ПРИШВИН ДОМА

В этот момент в гостиную вошла Валерия Дмитриевна. С ней вместе появился очаровательный сеттер. Собака подошла к ребятам, обнюхала их и весело завиляла хвостом.

— Это Джали. Знакомьтесь. Самая умная собака на свете. – Михаил Михайлович погладил любимицу и продолжал, — вот только лапу она подавать не умеет. Никак её этому не научить. Я недавно понял, почему она это не делает. Она знает, что для такой глупости слишком умна.

 

Все дружно рассмеялись, даже Джали взвизгнула и стала ласкаться к хозяину.

— Ребята, проходите на веранду, я там стол накрыла, —пригласила всех Валерия Дмитриевна.

— Как не хочется уходить отсюда! – Катя ещё раз оглядела гостиную.

ИИ 6 замена

— Да, я тоже люблю эту комнату. Моё утро начинается здесь, — стал рассказывать писатель. – Я встаю летом очень рано, часа в 4, иногда в 5. Делаю себе чай, открываю окна и слушаю пение птиц. Смотрите, до некоторых деревьев можно дотянуться рукой прямо из окна!

— Мне так нравится тут! – сказала Катя. – И резной буфет! И пианино! И портреты на стенах! И эти плетеные стулья… А кто на пианино играет?

— Валерия Дмитриевна! И просто замечательно! – с гордостью за жену ответил Михаил Михайлович.

— А вы играете на каком-нибудь музыкальном инструменте? – поинтересовались ребята.

— Играю! Но вы никогда не угадаете, на каком! На мандолине! И я очень хорошо разбираюсь в нотной грамоте.

— А вот это моя комната, — сказала Валерия Дмитриевна, приглашая ребят заглянуть в ее уютный уголок.

За большим старинным резным шкафом пряталась скромная кровать. Рядом стоял плетёный стул. Но главное – здесь был письменный стол и пишущая машинка! Митя и Катя сразу поняли, что Валерия Дмитриевна часто работает здесь, перепечатывая рукописи Михаила Михайловича.

– Муж называет эту комнату «денщицкой», — пояснила хозяйка дома.

— Почему? – удивились ребята.

— Просто, она примыкает к моему кабинету, и очень маленькая, – объяснил писатель.

Ребята прошли дальше и шагнули на порог кабинета писателя. Их внимание сразу привлек большой рабочий стол с кипой бумаг и фотографий. Здесь тоже стояла пишущая машинка, настольная лампа и чернильный прибор. Вдоль стены стояли стеллажи с книгами. Заботливой рукой Валерии Дмитриевны каждая комната в доме была украшена букетами полевых цветов.

— Добро пожаловать в мой кабинет.

— Прямо так и тянет сесть за стол и начать писать! – пошутил Митя.

— Я открою вам секрет этого дома! Здесь нет ни одной вещи, которой бы не касалась рука любимого человека! – Михаил Михайлович посмотрел на Валерию Дмитриевну.

Чайка воды коснется – будут круги. Ляля коснется – будет любовь.

И в гости сюда приходят только самые близкие друзья. Оттого и наполнен дом светом и любовью.

ИИ 18-1 с кошкой и собакой

— А над чем вы сейчас работаете? – поинтересовалась Катя.

— Я уже много лет пишу роман «Осударева дорога».

— Я знаю! Так называлась дорога, которую по приказу императора Петра I прокладывали от Белого моря к Онежскому озеру. Шла Северная война и нужно было быстро перемещать войско, пушки, разные грузы…. Про это будет роман? – Митя приятно удивил писателя своими знаниями.

— И да, и нет. Та дорога, Митя, со временем была утрачена, заброшена. И вот в 1930-е годы на месте этой дороги по приказу Иосифа Сталина начали строительство Беломорканала. Меня даже пригласили посмотреть, как ведется строительство. Я туда приехал и совсем не узнал те места «непуганых птиц», по которым так много путешествовал в молодости. Вот сейчас пишу об этом и понимаю, что опять роман не опубликуют… «Повесть нашего времени» о Великой Отечественной войне тоже не публикуют. Надеюсь, что пишу для потомков.

— А почему вы так говорите и так уверены, что не напечатают? — Катя спрашивала и понимала, что это очень сложная тема для короткого разговора.

— Непростое нам досталось время, ребята! В 1922 году повесть «Мирская чаша», которую я безуспешно пытался опубликовать, дошла до Льва Троцкого (а он тогда был одним из руководителей нашей страны). Так вот он честно ответил, что с художественной точки зрения повесть прекрасна, а с политической – насквозь контрреволюционна и за каждый абзац я могу поплатиться головой.

— Михаил Михайлович, а какая вещь в вашем кабинете вам особенно дорога? – Катя с любопытством разглядывала пенал, который лежал на столе.

— Да, пенал у меня уже много лет. Смотрите, я там нацарапал «Ляля и Миша». Но особенно мне дорога вот эта моя кровать. Она стояла тут в годы войны, когда в этом доме был военный госпиталь.

— А пишущая машинка? Вы быстро печатаете? Часто ею пользуетесь? – Митя задал писателю свой традиционный вопрос.

— Нет, я машинкой практически не пользуюсь. Я люблю писать перьевыми ручками. А супруга печатает очень ловко и быстро…

— А книги? – Кате всё казалось важным в этом уютном кабинете.

— Все мои друзья!

— А ружья? – поинтересовалась Катя, увидев на стене у кровати два ружья и охотничью сумку.

— Всю жизнь любил охотиться. Но последнее время чаще в лес хожу с фотоаппаратом, а не с ружьем.

— А вот этот портрет? – Катя указала на рисунок в рамке.

— Этот портрет я очень люблю. Его написал мой друг, художник Георгий Семёнович Верейский. Я там так же похож на себя, как в зеркале! – признался Пришвин.

— Ох, придется самовар заново греть! – вздохнула Валерия Дмитриевна. Никак мы до веранды не доберемся…

— Да! Шагайте, ребята на мою любимую веранду. Честно вам признаюсь: дом этот я купил только из-за веранды! Смотрите, оттого, что дом построен на крутом склоне, веранда словно парит над землей! Дом похож на корабль! И я смотрю с высоты, как он плывет над зеленым морем! В этом доме я счастлив! И вот, что интересно: я начал жизнь скитальцем, а закончу домоседом.

_{Фото Владимира Разумова}

— Садитесь, ребята! Угощайтесь чаем и вареньем! – хлопотала Валерия Дмитриевна.

— Ой! А почему на столе лежат самые обыкновенные камни? – удивилась Катя.

— А я догадался! – воскликнул Митя! – Когда вы тут работаете, то камни кладёте на бумаги, чтобы от ветра они не разлетелись над «зелёным морем»!

— Точно так! Молодец! – улыбнулся Пришвин.

— Так где же вы чаще работаете? В столовой? В кабинете? На веранде?

— Любой пень может стать моим кабинетом. Я могу писать везде, и это мне помогает понять, где кончается человек и начинается природа. Только когда они слиты воедино – это и есть жизнь! Рыбе — вода, птице — воздух, зверю — лес, степь, горы. А человеку нужна родина. И охранять природу значит охранять родину». Запомните это, ребята!

— Михаил Михайлович, наверняка у вас ещё есть какое-нибудь хобби! — Митя прихлебывал чай и старался задать как можно больше вопросов.

— Да, пожалуй, есть! Угадал, Митя! – писатель погладил бородку, улыбнулся и стал рассказывать: — В 1930-е годы я жил в подмосковном Загорске (ныне Сергиев Посад). Однажды сосед прокатил меня на своей самодельной машинке, и скорость – 20 километров в час – вызвала у меня восторг! Я загорелся идеей приобрести автомобиль! Я был уверен, что со своей машиной обрету свободу, откроются новые перспективы для интересных поездок, путешествий, охоты. Недолго думая, написал я Молотову, мотивируя свою просьбу невозможностью при современных транспортных условиях заниматься своим краеведением. Что бы вы думали? Буквально через три дня пришло письмо из Совнаркома (Совета народных комиссаров) с распоряжением Молотова о выделении мне машины, за которой надо было ехать на Горьковский автозавод. Я обошёл несколько редакций, собрал необходимую сумму гонораров и поехал в Горький (ныне Нижний Новгород), где получил машину ГАЗ—А. Я назвал её «Машкой».

— Почему? – засмеялась Катя.

— Просто гараж я обустроил в бывшем хлеву, где когда-то жила корова Машка. Так по наследству имя перешло машине… Я впервые сел за руль в возрасте 61 года, и за эти годы сменил 5 автомобилей. Вот сейчас в моем гараже, наверное, последняя моя машина «Москвич—401». Хотите на неё посмотреть?

— Пошли! – с радостью согласились ребята. — Спасибо, Валерия Дмитриевна! – поблагодарили они хозяйку дома и в сопровождении Джали направились к гаражу.

— Сюда, ребята! – указывал дорогу Михаил Михайлович. – И вот, что я вам хочу сказать пока мы идём: чудеса случаются везде и каждую минуту. Но только, имея уши и глаза, мы их часто просто не замечаем! Обязательно научитесь видеть и понимать их!

— Катя!!! Время!!! – Митя испуганно схватил за руку сестру и показал ей часы на своем смартфоне. Оставались секунды литературного чуда!

— Михаил Михайловиииииич! Валерия Дмитриевнаааа!.. – закричали ребята, — Нам пораааа!..

Порыв ветра унес в лес звучное эхо: «Пораааа…»

Буквально через мгновение Митя и Катя переглянулись, пытаясь понять, они уже «тут» или ещё «там».

— Кааатяяя! Мииитяяя! Идите купаться! Что вы копаетесь? – услышали ребята с берега голоса родителей.

— Кать, а что ты такая расстроенная? – Митя точно понял, что сестру что-то беспокоит.

— Митя! Мы же ничего… ничего не успели!.. Мы даже не задали всех вопросов, какие хотели задать! Мы не сказали им самого-самого главного! – Катя была очень расстроена, как никогда прежде.

— Да, ты права… — Митя понял, что имела в виду Катя.

— Я всё время хотела им сказать, что всё сбудется! И все дневники Михаила Михайловича, его главный труд, будет напечатан! И «Осударева дорога», и «Повесть нашего времени»! А колокола Троице-Сергиевой лавры будут восстановлены именно по фотографиям Пришвина! Даже рельефные украшения восстановят такие, как на фотографиях! И новая машина у Михаила Михайловича ещё будет!.. Мы не сфотографировались вместе!.. Мы даже не попрощались по-человечески!..

— Не расстраивайся, Кать! – Митя как мог пытался успокоить расстроенную сестру. — И давай учиться жить так, как нас научил своим примером Михаил Михайлович Пришвин – видеть чудеса, верить в чудеса и творить добро!

Текст подготовлен корреспондентом «Классного журнала» Татьяной Ивановой.

«Классный журнал» благодарит за помощь в подготовке материала: коллектив Дома-музея М.М. Пришвина и лично Яну Зиновьевну Гришину — заведующую отделом, Лилию Александровну Рязанову — ведущего научного сотрудника Государственного Литературного Музея «Дом-музей М. Пришвина в Дунино»; «Новую школу литературы» и «Виртуальный художественный театр» в лице их создателя и бессменного консультанта «Литературной одиссеи» Павла Суркова.

Информационную поддержку «Литературной одиссее» (в рамках которой читатели «Классного журнала» уже встретились с Чуковским в Переделкине в 1960 году, с Тургеневым в Спасском-Лутовинове в 1881-м, с Заходером в Комаровке в 1983-м, с Пушкиным в Болдине в 1833-м, с Паустовским в Тарусе в 1963-м, с Некрасовым в Карабихе в 1872-м, с Чеховым в Мелихове в 1895-м) и с Бажовым в Свердловске в 1946 году, оказывают Российская библиотечная ассоциация, Российская школьная библиотечная ассоциация, Московская дирекция по развитию культурных центров «Мосразвитие», Российская государственная детская библиотека, Центральная городская детская библиотека им. А. П. Гайдара и ПАО «Ростелеком»